М.В. Танский
(1870-1924 гг.)
Очерк
Возникло у меня намерение дать коротенький очерк на тему, поставленную в заголовке. Может быть, тот материал, о котором я намереваюсь сообщить, кого-нибудь и заинтересует. Но я должен оговориться, что состояние моего здоровья не позволит мне более полно использовать свои воспоминания – я могу дать только краткий очерк, а затем время, за которое я могу дать сведения, не переходит назад за 1870-й год прошлого столетия, (причём точных дат различных событий и фактов я по большей части не помню). Углубляясь в более седую старину, надо думать, врачебная помощь населению находилась там в эмбриональном состоянии, и, вероятно, процветало знахарство. Возможно, что в лечении горожан играли значительную роль ламы, так как ещё на моей памяти многие горожане прибегали к их помощи. Особенным доверием, как целитель, пользовался в 80-90 гг. лама Шалотайского дацана Шойнзон Урельтуев, впоследствии – бандидо-хамбо-лама главного Гусиноозёрского дацана.
Верхнеудинск 70-х годов, маленький уездный городишко, не насчитывал и четырех тысяч жителей и ютился только под горою, в уголке, образуемом реками Селенгою и Удою. Гора же была покрыта сосняком. Впрочем, при самом выезде из города, по Сибирскому тракту, справа на горке, стоял окрашенный в серую краску дом – приют для арестантских детей (ныне – сандом[1]) да несколько подальше, наискосок, находились казармы местной команды[2]. Каменных зданий насчитывалось в городе не больше 6-8, остальные были деревянные, одноэтажные, некоторые, особенно старинные, с островерхими крышами, позеленевшими от моха. Приходское двухклассное училище[3], уездное трёхклассное[4] и четырёхклассная женская прогимназия[5] – вот учебные заведения, служившие целям просвещения. Больница была одна, городская[6]. Я ещё помню существование ратуши[7], вернее – пожар её в середине 70-х годов. На смену ратуши пришла городская дума[8]. Связывался Верхнеудинск с прочим миром почтовым Сибирским трактом, по которому совершалось весьма ограниченное движение[9]. Российская почта, газеты добирались сюда после месяца странствований. Врачей в то время в городе было два – уездный (судебно-полицейский) и военный врач, так как в городе стояла батарея[10]. Большой, вполне заслуженной популярностью и уважением пользовался военный врач Порфирий Дмитриевич Сысоев, отзывчивый и доступный. Он заведовал также несколько лет городскою больницею. Про Сысоева говорили, что двери его квартиры для больных не закрывались даже на ночь.
Уездным врачом служил д-р Прокопенко, дородный мужчина, одевавшийся по тому времени оригинально для интеллигента, предвосхитивший как бы одежду Льва Толстого – носил поддёвку, рубашку, подпоясанную кушаком и шаровары, заправленные в сапоги. Обращались к нему за лечебной помощью мало, так как он в городе почти не жил, а находился постоянно в разъездах по уезду и не столько, кажется, по делам службы, сколько отдаваясь своей страстишке к золотоискательству. Прокопенко организовывал товарищества на паях (25-50 рублей пай) и, собрав таким образом у своих знакомых рублей 200-300, добросовестно, но безрезультатно закапывал деньжонки в шурфы по разным горным речушкам.
В городе существовала повивальная бабка (казённая должность). Долгие годы место это занимала Марно-де-Пуш, пользовавшаяся симпатиями населения.
Долгие годы лечил горожан также фельдшер Григорий Дмитриевич Францев (из кантонистов), к которому обращались, пожалуй, чаще, чем к врачам. Подвижной, суетливый, хлопотливый, из евреев, он в детской практике любил особенно широко, – надо и не надо – смазывать зевы и орудовал в них, как во втулках колесных, – сравнение тем более удачное, что и само лекарство было дёготь. Видная роль во врачевании принадлежала и цирюльнику Рефевичу, специалисту по кровососным банкам, которыми тогда охотно и широко пользовались. Он же держал пиявок. Аптека была одна, частная Жабина, а, возможно, что находилась она у него в аренде от города – точно не знаю. Помещалась она в маленьком домике против Соборной церкви[11] в нижнем, слегка подвальном, этаже, в небольшой комнатке[12]. Как и кем обслуживалась аптека, насколько полно была снабжена медикаментами, не знаю, но, надо думать, всё было в скромных размерах. Аптека эта сгорела в 78 году во время большого пожара, уничтожившего почти половину города, прилегающую к рекам.
Городская больница помещалась в двухэтажном каменном доме (ныне – милиция) по Троицкой улице (ныне – Куйбышева)[13]. В последнее время над зданием надстроен третий этаж. Дом этот принадлежал купцам Трунёвым, но в 60-х годах был продан городу под больницу. А до этого (слышал я в детстве) она будто бы находилась в Заудинской станице, на мыске, при слиянии Вознесенской протоки с Удою, в деревянном здании, неуютном и угрюмом, с коридором по середине, и с комнатами по сторонам[14]. На моей памяти в нём, в подвале помещался чей-то винный склад, и в одной из комнат жил сторож. Остальные комнаты пустовали. Всё здание сильно обветшало и разрушалось: крыша частично провалилась, рамы отсутствовали, выглядело скелетом, гулял в нём свободно ветер. Потом на его месте был построен пивной завод Корабейникова, а теперь в новых зданиях помещаются какие-то мастерские промсоюза.
Здание больницы было окрашено в традиционный жёлтый цвет. В нижнем этаже в четырёх крайних к воротам окнах имелись решётки, так как здесь помещались две палаты, отведённые под больных арестантов. (Тюрьма своей больницы не имела). На сколько кроватей в то время была рассчитана больница, не знаю – вероятно, не больше, как кроватей на 15-20.
После Сысоева городской больницей заведывал Иван Иванович Казанский, прослуживший в ней лет 18-20 и умерший на своём посту ещё в расцвете сил. Затем, не задерживаясь на службе подолгу, прошёл целый ряд врачей – Троицкий, Пекур, Лазовский, Шинкмаш Исай Ааронович. Насколько плохо была обставлена больница, укажу на такой случай. Как-то на вакации (99-900 гг.) меня, молодого ординатора акушерско-гинекологической клиники в Казани, пригласили сделать гинекологическую операцию (на почве травмы). Мне, работавшему в прекрасной клинической обстановке, пришлось оперировать в удивительных условиях – в комнате, где стоял стол, покрытый зеленою, залитою чернилами скатертью, на котором красовалось «зерцало» – прежний символ власти, так как здесь происходили два раза в неделю заседания воинского присутствия. Инструментарий был настолько скуден, что не оказалось даже иглодержателя. Операций, а в особенности сколько-нибудь серьезных, в больнице, видимо, не делали, предоставляя хирургические случаи естественному течению. Вообще от больницы веяло ещё духом больниц приказа общественного призрения, духом гоголевского Артемия Филипповича, полагавшего, что «незачем убыточиться и выписывать дорогих лекарств. Человек простой, если умрёт, то и так умрёт, если выздоровеет, то и так выздоровеет». Хотелось бы передать как анекдот, но сам слышал за быль о визитациях одного доктора в больницу. В шубе, в шапке, остановившись в дверях палаты, он вопрошал:
– Как, ребяза, здоровье?
Получив ответ: «Нe извольте беспокоиться, ваше благородие, всё благополучно», – он удалялся в сознании выполненного долга.
Специального врачебного саннадзора не существовало, а выполнял его мимоходом уездный врач, больше же – единственный в городе полицейский надзиратель.
Вероятно, лечебное дело, как и вся городская жизнь, долго бы ещё находились в состоянии спячки, если бы не всколыхнулась жизнь, не получила толчка к пробуждению вследствие начавшейся в 90-х годах постройки Сибирской железной дороги. В нагорной части были распланированы новые улицы, нарезаны земельные участки, и началась застройка, которая значительно усилилась, когда железная дорога вошла в эксплуатацию, и по ней открылось пассажирское движение, В Сибирь, слывшую «золотым дном», хлынули массы «алчущего и жаждущего» люда. На станции Верхнеудинск была устроена железнодорожная больница[15], в которой работал по началу один врач, второй появился несколько позднее. Он вёл амбулаторный приём и обслуживал участок, Первыми железнодорожными врачами были Григорий Дмитриевич Болтенко и Вениамин Васильевич Натансон. Оба прослужили в больнице много лет. Натансон уже в Советское время получил звание героя труда и в преклонных годах умер в Улан-Удэ. Как тот, так и другой, если кто-либо из горожан к ним обращался, не отказывали никому во врачебной помощи,
Немалую роль в лечении населения, как я уже сказал, играли ламы, лечившие преимущественно высушенными травами, превращёнными в порошок. От лекарств этих всегда исходил терпкий, но не неприятный запах. Возили лекарства ламы в мешке из мягкой кожи, наполненном маленькими, из такой же кожи, мешочками с порошками, с привязанной к каждому дощечкой с надписью на ней по-тибетски, обозначавшей лекарство. Особой металлической ложечкой-меркой расфасовывали они порошки (иногда смесь) в мягкую китайскую бумагу – «задачки» – и в таком виде раздавали для пользования больным. Лечение проводилось курсовое с разными сроками, по две-три «задачки» в день. Оригинально проводили лечение душевнобольных «моксами» – горючими свечками в роде ароматических «монашек», которыми раньше душили в комнатах. «Моксы» ставились на выбритое темя, на грудь, на живот и зажигались. Раздуваемые, они сгорали, получался ожог величиною с двугривенный, в который втирался пепел, а в дальнейшем поддерживалось некоторое время нагноение, как в «фонтанели», когда-то широкораспространённой, в которую верили, что с гноем очищается кровь.
В 1904 году началась русско-японская война. Город Верхнеудинск оказался в сравнительно ближайшем тылу военных действий и переполнился военными. В город прибыли и открыли свою работу три лазарета Красного креста – Одесский, Пермский и Болгарский, каждый со штатом не менее 3-5 врачей. Между прочим, работали здесь врачи Александр Александрович Дёмин и Герверт (первый – хирург, второй – невропатолог). Оба впоследствии достигли профессуры и научной известности. Болгарский лазарет организовался в наскоро построенных около тюрьмы бараках лёгкого типа и в самом конце войны он сгорел[16]. Кроме того, открылся ещё лазарет местного Красного креста[17], который возглавляли мобилизованный военный врач Август Генрихович Легер. Лазареты отказывали в помощи населению, в особенности – хирургической, так как среди врачей имелись хорошие, квалифицированные хирурги.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КНИГЕ...
